я на вокзале. ужасно волнуюсь, кусаю губы, а руки у меня трясутся так сильно, что текст нашей переписки прыгает перед глазами. постоянно проверяю макияж. хочу выглядеть хорошо. в сумке у меня очень дурацкий смешной подарок. с ленточкой. розовой. от волнения болит голова. я вообще очень плохо с волнением справляюсь. жду тебя где-то в здании вокзала, выхожу курить на улицу. правда нервничаю. на улице слякоть ужасная, идет снег. это то состояние, когда ты между раем и адом — выискивать твое лицо среди толпы. когда нахожу — сразу плачу. от облегчения, наверное. вот теперь ты снова здесь и не нужно больше бесконечно ждать тебя и скучать. слава богу. конечно, я тебя обнимаю, целую, смотрю в глаза и неловко хватаю за руки. тараторю без умолку, придумываю всякий бред из головы. это мое типичное поведение при стрессе — заполнить неловкость кучей слов. забираю у тебя переноску, здороваюсь с твоими кошками. и мы вместе куда-то едем на такси, оперевшись друг о друга. я закрываю глаза, засыпаю в машине. и думаю бесконечное «господи господи господи слава богу». слава богу.
конечно же, не в этой вселенной. наверное, так происходит в каком-то параллельном мире, где мы с тобой были добры по отношению друг к другу. где-то далеко-далеко отсюда.
на самом деле, сегодня я на работе. где мне еще быть? мы с сашей ведем воскресный нон-стоп — восемь игр подряд. не так сложно, но на второй я срываю голос и превращаю остаток смены в ад. горло будто бы горит изнутри. я ору на людей еще шесть часов подряд. кажется, что еще немного и там действительно что-то лопнет. в таком случае, я буду кричать и заплюю детей кровью. реальный саспенс. вечером мы с сашей уже обе заебаные сидим в операторской комнате, дети тупят над загадкой. мы листаем мою ленту в инсте, смотрим мемы. и я чисто случайно тыкаю на твою историю из поезда. конечно, я не знала, что ты сегодня приезжаешь. откуда мне знать? мы три месяца не разговариваем.
я, если честно, в ужасе, что мы теперь существуем в одном пространстве. чувствую себя паршиво.
на работе стажерки. тоже моя бесконечная головная боль. я отучила кучу людей, с каждым разом это все более муторно. мы с новой девочкой ходим по локе, я читаю лекцию. годами одну и ту же. я говорю ей о том, что внутри должно быть много агрессии, чтобы правильно сыграть нашего персонажа. говорю, что агрессию не нужно подавлять, нужно направить ее в энергию. конечно, для меня это уже неактуально. три года я сублимирую это зло внутри себя. во мне уже не осталось ни агрессии, ни добра, ни зла. просветления ты достигаешь, когда можешь переработать в энергию свои усталость и грусть.
мне все равно весело, по какой-то причине. в 10 утра в метро, когда иду сквозь толпу людей — я веселюсь под веселую музыку. невольно рассматриваю чужие лица в поисках твоего. случайно встретится в московском метро — шанс нулевой. но я все равно думаю об этом мимолетно. представляю какое у меня будет тупое лицо. смотрю на свое отражение в дверях вагона и пытаюсь его изобразить. я слишком слабый человек, а еще слишком сильно по тебе скучаю и люблю тебя, чтобы при встрече развернуться и побежать назад. хотя это было бы самое правильное решение в нашей ситуации.

в этой гостиной на меня сразу наваливается вся тяжесть трех лет. время, которое раньше никогда не ощущалось, теперь — ебаный пресс на груди. и, конечно, я сразу начинаю плакать.
это лёня увольняется, и мы с сашей сидим на его самой последней игре — стажерском тесте для нового мальчика. я слышу голос и уже знаю, что свой экзамен мальчик сдаст. и, наверное, все эти слезы и сопли текут не от грусти за лёнино будущее отсутствие здесь, а просто от осознания, что придется еще что-то привычное отпустить. я вообще никогда не готова никого отпускать, это всегда ужасно тяжело и паршиво. а в этот раз приправлено ностальгией и восторгом от пройденного пути. и, конечно, для меня это спонтанная сентиментальная ситуация. лёня вел мою первую игру здесь. мы тогда были молодые, веселый и даже вполовину не такие уставшие. я его люблю всем сердцем и не могу поставить это место без него. и, конечно, в самом конце, когда мальчики играют последнюю сцену — финальную драку, которую придумала им я — слезы опять ручьем текут по лицу. и уже на респе я плачу в голос, мы обнимаемся. и для нас всех это такой теплый эмоциональный конец, что даже противно.

откуда все это только берется? теперь я знаю. слезы — из горла.

мы с даней ходим по локации их квеста. он на пульте включил режим дискотеки — все лампочки на потолке медленно перетекают из одного цвета в другой. на самом деле, нереальная красота. временной отрезок: между играми пока их команда опаздывает. и мы просто бездумно перемещается по комнатам, трогая вещи. через колонки по всем комнатам играет какая-то приятная песня про снег. я беру со стеллажа коробочку с таблетками (реквизит), подбрасываю вверх. даня, что удивительно для меня, ловит.
а это мы с даней засыпаем вместе в лофте, уткнувшись друг в друга лбами. мне ужасно холодно, я кручусь спиннером, поэтому даня во сне кладет на меня руку, успокаивая. и я отрубаюсь.
это мы засыпаем в комнате отдыха — голова к голове. и ночью я просыпаюсь от того, что он во сне обнимает мое бедро. ничего пошлого. даня как золотистый ретривер. ребенок. я засыпаю дальше. играет колонка. что-то медленное. я думаю о том, что спать с кем-то настолько огромным — странно. и спать с кем-то без груди — странно. спать не с тобой — странно. все еще странно и ужасно. я это немного ненавижу. не так сильно как тебя.
конечно, в нормальном мире нормальных людей, это все показалось бы ненормальным. но мы все сроднились настолько, что тактильность стала базовой вещью. мы с девочками срастаемся каждый раз, когда находимся рядом. трогаем друг друга бесконечно, обнимемся, спим друг на друге, держимся за руки. мне кажется, это все от усталости. и от специфики работы, где ты должен доверять человеку полностью, потому что он твои глаза, руки и уши. и я всегда отпускаю ситуацию. мы стали семьей, наверное. с работы уезжать не хочется никому — мы всегда там. тяжело переживаем разлуку. я вижу, что всем это непривычно. и, конечно, это ненормально.
мы с даней проводим какое-то неприличное количество времени вместе. вместе и молча. занимаемся своими делами. я складываю на него ноги и грею ступни, он бездумно водит пальцами по моим икрам. и, конечно, я всегда чувствую себя маленькой. тщедушной. даня огромный человек — очень высокий и большой. с широкими плечами и огромными ладонями. мне это помогает понять свое положение в пространстве. я — крошечная точка в вагоне метро. смотрю в чужие спины.

мы обсуждали это мимоходом, когда только познакомились. что странно говорить про бывших «тот парень» или «та девушка». практически безлично упоминание человека, который раньше что-то большое значил. теперь еще более странным мне кажется, что ее присутствие, даже в разговорах с другими, пропало совсем. мы с сашей сохраняем холодно-отстраненное отношение к этой ситуации и никогда-никогда не говорим о ней вслух. даже вспоминая какие-то вещи, которые делали все вместе — обсуждаем их безлично. словно там были я, саша и еще кто-то неважный. кто-то неважный. неважный. неважный. раньше меня это в саше бесило до ужаса — невыносимая тактичность, но теперь я испытываю молчаливую благодарность. я люблю тебя, спасибо, что не проводишь этот дружеский обряд вивисекции, не вскрываешь меня. я так сильно благодарна.
мое безопасное место — квартира в которой я живу. саша смывает краску с волос и ложится спать, я делаю кошке укол. мы с ней, с ней, с ней, с той девушкой разговариваем на кухне ночью. завтра на работу, но только к вечеру. на репетицию детской версии квеста. мой режиссерский триумф, самое важное в этом году. самое важное в этом году? от плиты жар ужасный и мои щеки горят. воздух сухой. шея покрывается красными пятнами. это мой нервный дерматит — красные пятна по телу. одно из пятен прямо на лбу, никак не скрыть. оно живое напоминание, что я ужасно нервничаю. мне неловко. а еще я себя чувствую просто самым счастливым человеком на свете. очень мало нужно было для счастья, на самом деле. как будто бы вообще ничего. сидеть на кухонной столешнице, курить сигарету и над чем-то тихо смеяться. потрогать — нельзя, обнять — невозможно, ничего не существует в физически мире важного и необходимого. трогаю кончиками пальцев засохшие ветки цветов. я о них не заботилась, не поливала их, поэтому они умерли. мне было важнее лечь спать на 5 минут раньше, чем позаботиться о растениях. и они умерли. плита жарит сильно, остывает после ужина. за окном август, но уже ночь и там тоже асфальт остывает. жалкое лето в москве. август. восьмое августа. утром мы проснемся и наговорим друг другу столько кринжа, что не сможем потом работать. это то чувство, когда в разгаре рабочего дня вспоминаешь весь милый утренний бред и стыдно становится, но хорошо-стыдно. как будто бы «вот есть я, а есть мой человек, который будет пошло шутить про одеяло и это все так потрясающе неловко и волнительно, что жить невозможно». невозможно жить. невозможно так жить. мое безопасное место. сейчас кажется, что того вечера на кухне никогда и не существовало. он остался так далеко в прошлом, растворился в воспоминаниях. что мы тогда ели? во что были одеты? о чем говорили? что же там было такое счастливое и смешное? я ничего не помню. закрываешь глаза и видишь мультики, нереальную картинку. это все было неважно? или я опять не могла видеть дальше своего носа и слышать дальше своего шума в ушах. я сосчитала все пальцы на ее руках. десять ровно. мы все еще не в параллельной вселенной.
конечно, между днями, когда я ее ненавижу и днями, когда я зла на нее, обижена, что она опять меня оставила… есть дни, когда я так явственно и четко понимаю, что наше ужасное настоящее — только моя вина. обычно это осознание приходит с усталостью. если я работаю без выходных и бегаю как сумасшедшая, то к вечеру достаточно заебалась, чтоб признать очевидное. да, это я эгоистка. и я истеричка. и тревожная. и все неправильные слова и действия — мои. это я не смогла справится со своими эмоциями. это я не разговариваю с собой. я не рефлексируя. я эгоистичная. я никогда не думаю о чужих чувствах. я только говорю, что принимаю и понимаю, а на сама деле хочу переделать. я не даю быть собой. я вывожу на чувство вины. я хочу все внимание. я эгоистка. я центр вселенной и все должны слушать меня. я хочу послушного робота-собачку, который будет удовлетворять мою потребность в любви. я хочу быть единственной нужной. я не могу принять, что у нее есть жизнь помимо меня. я эгоистка. я выебала мозг. я надавила на все травмы. я заслужила это молчание своим поведением. это все я. и все моя вина. и я это знаю.
и, наверное, если я правда ее люблю, то должна исчезнуть и никогда-никогда больше с ней не разговаривать. потому что любить кого-то = не желать этому человеку страданий. и тут проблема не в том, что мы разные. и проблема не в том, что мы ПИЗДЕЦ разные. а проблема во мне. и в том что я действительно сумасшедшая. и в том, что из всех людей выбрать меня — проклятье. мой парень умер, я больше не могу вынести эту оставленность. каждый раз, когда она просто занималась своими делами, у меня в голове щелкал этот ебаный переключатель, который превращал все в пиздец. это все я. это вопрос вины. и ответ, конечно, очевиден. просто очень не хотелось признавать.

сегодня первый день, когда правда холодно. если раньше температура держалась в пределах -6, то сейчас опустилась уже до -10. я еду до станции на такси и тихонько болтаю с водителем, когда мы стоим в огромной пробке. мой кофе пролился в сумке, пахнет на весь салон. вкусно. и снег падает, но ветра нет, поэтому кажется, что снежинки просто танцуют в воздухе. «объятие» не самое подходяще слово, но оно первым приходит в голову.
сегодня 18 декабря, а значит, что прошло уже семь лет. семь лет. это очень много. просто не укладывается в голове. я так хорошо помню твое лицо.
я помню каждую годовщину твоей смерти, каждый из этих темных моментов. мой любимый был в 2019 году, когда мы с лизой сидели в красногорское и смотрели японский фильм «спираль». она облизывала чипсы, а я потом их ела. и мы пили шампанское. я по лизе скучаю настолько невыносимо сильно, как только могут близнецы скучать друг по другу. я бы хотела, чтобы она и сегодня была со мной. вы так и не познакомились, но с ее молчаливым пониманием всегда было легче грустить по тебе. если так вообще можно сказать. в 2018 году я ездила к психиатру 18 числа. это, конечно, как в тумане. весь год как в тумане, в страшном сне. врач от меня отказался по какой-то причине. мама вечером отвезла выбирать платье на новый год, я купила одно в zara kids, а потом мы шли по мосту и говорили про хоббита. я про себя считала шаги и этот навязчивый счет в голове отдавался тысячей колючих иголочек. 2021 я болела, но все равно поехала на работу в кофейню, а потом вечером мы с ребятами играли в мафию в баре. я ужасно скучаю по эти мафиям. где сейчас все эти люди? мне тогда нравился парень, который учился на пилота. и ему нужно было каждый сентябрь отправляться в ссылку в свое пилотное училище. мы с ним даже ни разу не гуляли вместе, потому что все было бессмысленно и обречено. я уже не помню его лицо, если честно. но все равно немного скучаю по нашему взаимодействию. конечно, не так сильно как по тебе. конечно. каждый из этих дней был бы лучше, если бы ты тоже там был. я всегда об этом думала. что каждое хорошее воспоминание, каждый счастливый момент… я бы все их отдала тебе. если бы ты только захотел взять.
хорошо помню прошлое, но не все, естественно. иногда мне так интересно — чем мы с тобой занимались в детстве в этот день. для меня циклы и даты очень важны, я постоянно о них думаю. о прошлом. может бы мы с тобой были в школе. или сидели дома, занимались английским с твоей мамой. это всегда были веселые уроки. мы играли на английском в «море волнуется раз» и сочиняли стишки. помню как мы вместе учили цвета. я плохо помню лицо твоей мамы, мы много лет не виделись. она была тогда очень молодая, в синих джинсах. и очень веселая и спокойная. это удивительное сочетание, которое в себе могут иметь только те люди, которые чувствуют себя в безопасности на этой земле. конечно, тогда я об этом не думала. и, наверное, сейчас она безвозвратно это утратила. мне больно думать о ней.
ты, даже когда мы были детьми, тоже был очень спокойным. я помню, что ты играл в футбол. и как у тебя была фиолетовая форма, которую надо было очень часто менять, потому что футболка превращалась в кашу на тренировках. вы с мальчиками только и делали, что валялись в грязи на поле. я тогда занималась танцами, ходила на дополнительные в школе. моя учительница любила меня, ходила в белых колготках и играла на пианино большую часть занятия. не помню ее имя. мне нравились танцы. иногда я приходила к вам в спортивный зал после урока, чтобы подождать тебя из раздевалки. чтобы мы вместе пошли домой. и ты всегда был ужасно медленным, просто невыносимо. было так жарко тебя ждать. все мальчики уже переодевались и уходили домой, а ты сидел на лавочке и занимался хуйней. я заходила в пустой спортивный зал и показывала тебе движения польки, которую мы учили. прямо в зимних сапогах. показывала плие, батман тандю и все позиции ног и рук. ты надо мной издевался, но по-доброму. родители потом ругались, что мы опять проторчали в школе до ночи. господи, я так часто думаю… если бы я тогда знала, если бы меня туда перенести сейчас — можно ли было что-то изменить? когда это все началось? есть ли та параллельная вселенная, где твоя грусть, злость, ненависть и бессилие не сожрали тебя? есть ли та ветка событий, где мы с тобой застряли в том спортивном зале, где время остановилось и никогда не пошло вперед? где мы все еще дети? где я бесконечно переставляю ноги ид первой позиции во вторую, в третью? и если есть, то почему же мы с тобой не там.
в этом году я очень много переживала. и была очень-очень счастлива. и впервые за много лет весь месяц перед твоей смертью не тонула в тяжелых мыслях о твоем самоубийстве, а переживала свое свежее расставание. это так неловко, что меня больше волновала та девушка, а не ты. но, наверное, это закономерный итог жизни. и я не знаю какой бы сегодня был день, если бы мы не перестали с ней разговаривать. было бы мне легче? я бы хотела пролежать его дома в слезах, чтобы она меня гладила по голове и молчала. чтобы она просто молчала. но что уж. вместо этого я была на работе. мы с настей смотрели аркейн, украшали лофт бумажными цветами, вели игры, смеялись. я долго-долго сидела с моей начальницей на кухне и говорила обо всяком бреде. знаешь, я иногда чувствую себя человеком с огромным секретом. носить все это на сердце, но делать вид, что жизнь обычная… это странно. сегодня такой важный день, а никто не знает. сегодня такой важный день для нас. семь лет. такой важный день.
я бы хотела показать тебе много-много моих любимых вещей. хотела бы, чтобы ты был здесь. чтобы чувствовал себя хорошо. чтобы тебе было легко и приятно, как мне, жить в этом мире. я бы хотела забрать все твои тяжелые мысли, всю твою темноту, вся грязное и плохое. я бы хотела, чтобы… не знаю. чтобы твоя жизнь не закончилась в этой бесконечной боли. во мраке от которого никуда не деться. чтобы ты был счастлив и остался здесь. просто остался здесь со мной. для меня бы это было так легко — остаться ради тебя. сейчас уже ничего не вернуть, не переделать, не переписать. просто почему-то так получилось, что именно тебе выпала судьба родиться с червоточиной внутри и никого не было рядом, что помочь. я буду чувствовать вину всегда. я так сильно по тебе скучаю. я просто невыносимо скучаю. твое лицо, твой запах, твоя одежда, твои руки, твои глаза, твои кудряшки, твои имя, твое упрямство, твой знак зодиака, твои любимые вещи, твои постеры в комнате, твои грязные джинсы, то как ты говоришь и двигаешься. все это стоит перед глазами. я просто не знаю. пожалуйста. пожалуйста. пожалуйста. пожалуйста не знаю что. пожалуйста что-нибудь. я тебя целую и обнимаю. всегда люблю. люблю всегда.

дни перед декабрем всегда летят быстро-быстро. я провожу выходные в кровати, отменив все планы и убедив даже себя саму, что болею. такое жалкое существование. у меня кожа испортилась. я мажу скиноклиром лоб утром и ночью, это какая-то аптечная штука с кислотой — жжет ужасно, ничего делать невозможно. лежишь и терпишь. недолго, минут 10. надеешься, что дойдет до мозга и выжжет там все нахер тоже.
мы не разговариваем. ну… снова. я перебираю в голове все вещи из-за которых ее ненавижу. список огромный до бесконечности. на грани смешного. конечно, мы в итоге закончили так. как и ожидалось с самого начала — в молчании, потому что говорить друг с другом не получается. даже если бы мы на разных языках разговаривали — было бы легче. обидно до ужаса. не знаю зачем это все было. наверное, чтобы я поняла, что вот можно любить кого-то, но этого недостаточно. и не существует «вечного и доброго», которое все победит. точнее, существует, но оно не победит. что с нами было бы, если бы ты не умер?
19 дней и снова день твоей смерти. ужасно долго в этом году. на принятии. время медленно тянулось. мне даже нечего тебе сказать после этого цикла. мы все заложники своего прошлого. и страхов, которые оттуда растут. наверное, вот такой вывод можно принести тебе на этот раз. дошел ли ты до этого сам? или я тебе что-то новое открою? годы прошли. я теперь уже и не помню — понимали мы друг друга по-настоящему или просто были детьми. конечно, мне легче верить в хорошее. скучаю по тебе, конечно. а потом думаю — хорошо, что ты всего этого не видишь пиздеца. или видишь, но молча наблюдаешь в безопасности. не имеет значения.
на работе. 12 часов в практически полной темноте. я в голове строю проекцию этого места и так передвигаюсь. огоньки камеры — красные точки на потолке. всегда чьи-то глаза за ними. я смотрю на эти огоньки и думаю, что маяки работают примерно по той же схеме. кончено, у меня еще есть голос в наушнике. чтобы не чувствовать себя одиноко. я девочкам доверяю. удивительное чувство. доверяю свою безопасность беспрекословно. влияет ли это на наши отношения в реальной жизни? да. я им вообще доверяю во всех смыслах этого слова. доверяю играть свой сценарий. это наивысшая степень доверия. не сочтите, пожалуйста, за тавтологию. это важно — употребить именно слово «доверие». доверие, доверие, доверие. мое доверие. то, что она никогда не смогла бы получить. и даже, если бы она была моими глазами за красным огоньком или голосом в ухе — я бы все равно ходила в темноте с вытянутыми руками. чтобы случайно ни во что не врезаться. чтобы случайно не вернуться в операторскую, обнаружив на кресле админа… пустоту.

в 8 утра в электричке находишь какое-то просветление. солнышко светит холодным. сентябрь чувствуется последние два дня очень хорошо. и мы с сашей примерзаем кровати ночью. умираем в два часа, чтобы воскреснуть в семь. я мучаюсь от бессонницы. на грани сна и реальности верчусь в кровати. ты в другом городе. как и 90% моих любимых людей. мне так привычнее и легче. желаешь мне спокойных снов. снова. я тебе тоже что-то желаю, рассказываю последние новости (которых собралось много за две недели). и знаю, что ты уедешь утром на работу в полусонном состоянии, не ответишь. и будешь много-много работать, забыв о моем существовании. мне честно плевать. я тоже буду работать и постараюсь выкинуть твой игнор из головы. потом днем, когда ты выйдешь покурить и наткнешься на мою аватарку в своих сообщениях, я, возможно, получу ответ. или не получу, если ты опять заебешься до обморока. я не узнаю. не пытаюсь даже анализировать эти отношения. но как будто бы лучше так, чем молчание. все равно я тебя не могу ни обнять ни ударить, когда ты настолько далеко.

это я стою в темном тоннеле под жуткую музыку и напеваю под нос: «за то, что только раз в году бывает май, за блеклую зарю ненастного дня…». настя считает мне в рацию. раз, два, три. и я открываю деревянные ставни, оказываясь перед зеркалом гезелла, на «три» по его контуру зажигается светодиодная лента. я кричу животом. профессионально. это одна из тех вещей, которые я умею делать отлично. орать. людей за стеклом отбрасывает в другой конец комнаты. потом они будут вспоминать этот момент со смехом и рассказывать на тусовках. а я забуду через три секунды. закрываю ставни и иду по тоннелю. «кого угодно ты на свете обвиняй, но только не меня. прошу не меня…»
много энергии нужно, чтобы актерить. я уже и забыла об этом. нужно очень верить в свои силы… не знаю как объяснить. уверенность в себе должна быть безусловной. когда ты говоришь с игроками, нужно дать словам энергию, силу. а силу дает только уверенность в своей правоте, в своей опасности. если ты сам веришь, что ты опасный — люди это почувствуют и будут делать как им сказали. я по жизни вообще не опасная, только притворяюсь. я вообще в свои силы не верю. я в раздрае. ты меня бросила. я себя чувствую глупо. а еще я 155 см ростом, и глаза у меня добрые. слава богу, в темноте это не так важно.
если ночуешь на работе, то дни кажутся бесконечными. вереница событий. круговорот людей на ресепшене. я заперта на локации, я тут весь день. листаю ленту, заказываю самокат, проверяю твой онлайн за каким-то хуем. ты мне, конечно, не пишешь. когда-нибудь я получу сообщение от твоей аватарки? или мы так и закончим? в молчании. мы не бываем в сети одновременно. когда ты заходишь — я, возможно, ползу по полу или корчусь на стене. или кричу на кого-то.
профессиональная деформация. смотрю как актерят наши стажерки. вот это эмоции, ахуенно страшно. и голос такой надрывный. я завидую насте. у нее умерла кошка на неделе, поэтому она просилась поорать на людей. я смотрела по камерам. когда человек кричит от боли — это видно и слышно. я так уже не могу. я даже разговаривать не могу на эмоциях, если актерю игру. для меня это уже автоматизм. я знаю когда надо сорвать голос, чтобы игрокам стало страшно. и я так ебано себя чувствую, так тошно и хуево от всего, что произошло за эти две недели. я лежу на кровати в темноте и жду игроков, думаю о тебе. бесконечно гоняю эти мысли в голове. думаю о твоем лице. и о том, что ты просто блять не должна была так со мной поступать. ты мне обещала, что не будешь делать такую хуйню. и я чувствую себя обманутой, ущербной, убогой, одинокой и выкинутой. но все равно не могу выкричать это. я поднимаюсь с кровати с безумным лицом, людей в ужасе перекашивает. а я просто… просто кричу животом. думаю об обеде. и о том, что хочу курить. твою мать. безнадежно.
наверное, это какой-то прикол моего окр. и ненормально так много и так долго переваривать наше взаимодействие. я отматываю в голове время назад, к дню, когда мы только познакомились. прокручиваю в голове заново, пытаясь найти день, когда все пошло по пизде. как будто бы и не было конкретного момента. я так и не понимаю. вот был день, когда я проснулась в 8 утра, чтобы проводить тебя на работу. и мы никак не могли встать, чтобы расстаться на 12 часов. так тепло и хорошо. и потолок в комнате был залит солнечным светом. и ты мне писала, что любишь меня. спускалась в метро и писала вот такую хуйню. вау. я думала «вау, правда?». просто невыносимо круто. правда. и мы говорили про сяо. и так холодно было в квартире ждать тебя с работы. но приятно, что я могу тебя ждать. и что ты придешь и все еще будешь меня любит. за ним в памяти уже идет день, когда я приехала из бара ночью и рыдала в истерике, а ты меня успокаивала. и говорила, что все нормально. и что тебе нечего сказать. а я все равно так много плакала, что на утро под глазами появились сухие пятна. плакала и думала — откуда оно все только берется? я ведь не такой человек. кафель в ванной был липкий и холодный, и я просто… типо хотела, чтобы ты сказала мне хоть что-то хорошее, чтобы я успокоилась. соврала что угодно. любую хуйню. любую.
это мы с сашей едем в час ночи на электричке. пьяные. я так сильно по тебе скучаю всегда, но, когда пью — особенно. я много работаю, я пиздец много работаю. настолько много, что мысли о нас отходят на второй план. насильно. но сейчас мне хотелось бы залезть в твою голову и там свернуться, уснуть. если откровенно, даже если мне грустно из-за тебя, это все равно приятно, потому что связано с тобой. я это ненавижу. скучать по тебе. грустить из-за тебя. прекрасное осознание, что между нами было что-то большое. я знаю особенности психики, пройдет несколько месяцев, и я буду этого лишена. уйду в безразличие. но сейчас я могу этим насладиться. пока я еще грущу, пока мои голые фотки не потерялись в твоей галерее, пока все это еще существует… пока это еще имеет значение.

это я на празднике в лофте. лофт сделан под киберпанк, красивые фотки получаются. я, по стандарту, в блестящих колготках и на каблуках. немного в расстроенных чувствах. ты мне опять испортила настроение, которое уже и так никогда не поднимается на нормальный уровень, потому что мы абсолютно блять несовместимые люди, которые посланы друг другу, чтобы разочароваться в жизни и каждый день мечтать о смерти. я стою за барной стойкой и говорю рыжей девочке:

— у нас с сатору годжо одинаковые арканы. типо… если бы у него вообще были арканы.

это все еще твое плохое влияние. я-то в арканах нихуя не понимаю. я знаю, что мои главные арканы — это 1 (маг) и 22 (шут). забавно, что первый и последний. и что наш аркан совместимости абсолютно пропащий. и нам либо ебаться либо бить друг друга. так вот, после запойного пересмотра магической битвы, я уверена, что у годжо были бы именно эти два аркана. зачем-то я об этом говорю с незнакомым человеком. вообще, мой план — показать, что я невыносимая и самовлюбленная, чтобы со мной расхотелось разговаривать. не помогает. эта девочка, которая ко мне прилипла, ужасно скучная. настолько, что я уже схожу с ума. я рассматриваю ее макияж: белые стрелки. белые стрелки. и концентрируюсь на них. я вижу, что ей не очень комфортно на этом празднике жизни, поэтому поддерживаю диалог. самоотверженно. мне нечем заняться, поэтому я методично напиваюсь и все жду, когда уже вернется мой лучший друг, чтобы забрать меня. белые стрелки говорят:

— я думала, это твой парень.
я говорю:
— боже упаси.

денис доходит на барной стойки, поскальзывается на коле и падает лицом в пол. я его пиздец люблю.

это мы стоим около москвы-реки с каким-то корейцем. друг моего друга, первый раз в жизни вижу. курим. он говорит, что сразу заметил мои большие грустные глаза. я говорю: «я лесбиянка». и потом с мучительным удовольствием час ною про тебя и твое ужасное поведение. с чувством ною, не халтурю ни секунду. пытаюсь его заебать. кореец слушает внимательно. потом говорит, что я идеальная девушка — маленькая и с красивой улыбкой. я внутри головы бью себя по лицу кулаком. потом думаю: «несчастный спасатель». потом мой друг на другой стороне дороги просыпается и через всю улицу в ярости бросает свою курилку. она разлетается в щепки. идеальная девушка-я говорю:

— так вот, парень который озвучивал сукуну… он еще озвучивал гриммджо. я его люблю.

больше всего на вечеринке мне нравится девочка, которая неуловимо похожа на тебя. она маша, продюсер, носит очки в толстой оправе и боди. младше тебя. мы с ней ахуенно зачитали в микрофон какой-то реп. утром неприлично пересматривать. мне бы хотелось, чтобы ты была в ярости от этой информации, но я знаю, что тебе глубоко плевать. у вас один тип внешности. она единственная тут меня не бесит. ну еще денис. я рассматриваю ее лицо. конечно, я же в тупом сериале. и не могу избавиться от твоего присутствия даже на тусовке. для большей драмы — мы с ней пол вечера пьем вместе и поливаем друг друга из пистолета с мыльными пузырями. вообще не разговариваем, просто поем что-то вместе и смеемся. я думаю: «слава богу». слава богу. я так устала разговаривать.

на самом деле, все время, что мы с тобой в ужасных отношениях… дается мне реально тяжело. я не верю, что это расплата за всё хорошее и счастливое. лбом упираюсь во все клише: мы с тобой самые разные люди в мире; мы друг друга не слышим и не можем услышать; мы эмоционально несовместимые; мы об этом знали с самого первого дня; бла бла бла. пиздец, неужели это так важно? мне уже все равно. как будто бы я жила без тебя раньше и теперь тоже живу без тебя, поэтому ничего не изменилось. и моя настоящая жизнь не отличается от прошлой. единственное, я испытываю такие страдания от того, что друг моего папы ОТПЕЛ СОБАКУ, а я не могу тебя об этом написать. не могу тебе позвонить и рассказать об этом в красках. это, наверное, самое ужасное. представляешь, отпел собаку…

по дороге на работу ловлю мелочи, которые напоминают о тебе. это такой психологический факт, что когда сконцентрирован на чем-то — все вокруг буквально об этом кричит. например, когда моя сестра была беременна, она постоянно видела на улице беременных женщин. это вопрос фокуса. мой фокус… как обычно, подводит. но вещи, которые напоминают о тебе — смешные. это мягкая игрушка железного человек, которая висит на присоске в окне машины. или бананы. сумка «санкт-петербург», энергетик с черникой, шорты у девушки под юбкой. пирсинг в языке, кокосовая вода, тамбуры электричек, татуировка с хеллоу китти, рестораны корейской еды, желтый цвет, зеленый цвет, сердечки в чатах. мой голый живот. такие вот ассоциации. это вещи, которые могли бы заставить меня сейчас рыдать, если бы я утром не решила, что не буду. правда не буду.
на работе я осталась за старшую, саша уехала в отпуск. сегодня утром я проснулась в 6 утра, чтобы проводить ее — выставить из квартиры и обнять, кинуть ей в сумку жижу для пода. на самом деле, меня преследовали ужасные повторяющиеся сны, поэтому я не спала. просто лежала, слушала как саша собирается. потом сделала вид, что проснулась. мне снилось, что ты мне пишешь. мне всегда это снится, когда не снятся кошмары. каждый раз. даже когда я засыпаю на работе на 15 минут — вижу во сне твое сообщение. с нашей идиотской парной картинкой. выбор между этим и монстрами-насекомыми очевиден. мне нравится эстетика страха, это буквально моя работа.
до конца лета осталось совсем немного. слава богу. в этом году оно длилось долго, но не мучительно. мы с сашей съехали два раза по воле судьбы. очень хорошо ужились вместе и вообще друг друга не напрягаем. пьем пиво по вечерам, смотрим атаку титанов. она тоже ассоциируется с тобой так сильно, но эрвина я люблю больше, чем внутреннее равновесие.
вообще, концепт, когда ты точно знаешь, что отношения обречены… смешной. можно наблюдать за мозгом, который тебя обманывает. даже наша катастрофическая совместимость не мешала мне думать, что все будет весело и прикольно. даже тот факт, что мы с тобой самые разные люди в мире. тогда, в самом начале, даже если бы случился атомный взрыв или, не знаю, цунами, то я бы все равно была уверена, что мы с тобой будем 1 января лежать с кошками в моей квартире и обниматься. или в твоей квартире.
если бы ты был жив, то сильно бы смеялся. мне вроде и самой смешно. ты мне вообще не снишься, кстати, уже давно-давно. но я все равно скучаю. сегодня без той ужасной боли, а так. просто привычно скучаю по тебе, перманентно. с тобой как-то все было совсем не так. и легче и тяжелее. ну потому что вы очень разные. хотя сейчас, спустя годы, сложно сказать. вы бы друг друга ужасно взбесили, я это знаю точно. и от этого мне тоже почему-то забавно. не хочется проводить такое сравнение, оно тупое и невозможное. но иногда я думаю и об этом. думаю о том, что каждый из вас — мое испытание на силу внутри. на веру в то, что никакие звезды, никакие арканы, асценденты, гороскопы и расклады, никакие прогнозы и предсказания… все это пустой треп. и все, что вы говорили тоже пустой треп. прости, пожалуйста. это ужасно эгоистично с моей стороны такое говорить и так думать. но я так долго жила и пыталась понять… и так долго заталкивала это внутрь. и знаю, что это вещи, которые не влияют друг на друга. но все равно. если бы ты любил меня, то не умер бы так. прости, пожалуйста. мне правда так кажется, я ничего не могу сделать.
мне всегда была таааак легко сказать «я тебя люблю», потому что это просто слова, которые ничего не значат. и потом оказалось, что это правда просто слова, которые вылетают из рта и растворяются в темноте. и ничего ничего ничего ничего ничего не значат вообще.
но лучше не надо мне такое говорить.

дни июня, как обычно занятые и суетные, складываются из отрывков, горящие картинок.
вот моя сестра прилетает из германии, и мы просыпаемся вместе утром. как давно-давно в детстве. словно и не было дурацкой нашей разгрузки. мы едим яйца на завтрак с огромным количеством салата.
это я еду в мцк и идет дождь, и я слушаю пласибо, и лениво листаю на телефоне мангу «темного дворецкого», и мое черное платье все в разводах от воды.
это я в типографии. я опять в типографии. и снова в типографии. печатаю что-то для выставки. дипломы и постеры красиво лежат на стойке. мужчина, который пришел заламинировать карточку с номером телефона для машины, разговаривает со мной и берет контакты выставки. я даю их и огромной гордостью. потом ругаюсь на цветокоррекцию.
выставка. как всегда — потрясающая, огромная, шумная, выстраданная. и дает то самое-свое лучшее чувство на свете — чувство причастности к чему-то. причастности к счастью огромного количества людей. мое, наше общее и что-то между.
это мы с сашей стоим на рождественской улице и курим. я на каблуках и с огромным пакетом из фотолаба. асфальт мокрый от дождя. днем саша заплела мне косички, потом мы два раза попали под дождь, потом ехали в мцк, потом забирали фотки, потом пили смородиновый чай. фотолаб, где мы печатаем фотографии для фото-выставки, находится на территории архитектурного университета. и каждый год я испытываю кризис личности, когда хожу туда, потому что в голове все еще есть ощущение, что это должна была быть я. я так хотела сюда поступить. это, кажется, я должна была стоять около ворот с папкой, сдавать сессию и просмотры. но мы стоим около бара и курим, из колонок на улице играет «payphone» группы maroon5. и огоньки над улицей горят желтым. я думаю — как гирлянда пережила этот ужасный ливень? но мы все как-то его пережили. и потом саша смеется над чем-то, и я думаю о том, что стоять сегодня тут тоже очень неплохо.
это саша бьет меня ночью по лицу во сне.
это я утром собираюсь на монтаж и ломаю фен.
это мы с сашей лежим на работе. она что-то печатает на ноутбуке, а я лежу у нее на тазовой косточке и рукой трогаю ее живой подвижный живот. я засыпаю.
это я несу 43 удлинителя в двух огромных пакетах. на каблуках. а это я поднимаю стол по огромной лестнице. на каблуках. конечно, потом я не могу нормально ходить.
это я сижу в суде и жду, когда сашу оштрафуют на две тысячи за незаконный проезд по социалке.
это мы с сашей смотрим вместе ову «кампания», и я рассказываю про себесьяна два часа к ряду.
это мы с моей сестрой едим моти в европейском на киевской. я не помню как мы едем назад, но мне очень приятно, что мы вместе. что мы в одной стране. и что мы одна семья. я так сильно ее люблю.
а это день выставки. я встаю в шесть утра, курю много сигарет и на каблуках топаю с двумя огромными сумками. хорошо выгляжу. пью редбул. обнимаю племянников.
это маша и рома приезжают на выставку, чтобы посмотреть. и мы обнимаемся на входе. и я чувствую радость и гордость.
это я стою на сцене во время награждения, оглядываю огромную толпу людей и отрывочно думаю «вау». вау.
это я возвращаюсь домой к саше после выставки с новой куколкой. и всю ночь ее распаковываю и играю в нее. и саша бесится сначала, но потом берет его на руки и оттаивает.
это я сижу на афтепати с огромным плюшевым велоцираптором на руках и слушаю громкие человеческие разговоры. кукольники вообще не бесят. это такой комфортный вид ебанутой компании, где ты никогда не чувствуешь себя странным и неправильным. я не чувствую с ними никакой общности, не чувствую себя своей. но я ощущаю нечто более важное — полное принятие. и потом думаю о том, что мы со всеми этими людьми очень сильно настрадались от того, что отличаемся от других больше приемлемого. и иметь эти два дня в году — благодать.
это мы курим с мужем моей сестры молча на улице. и я думаю о том, что молчать с пашей очень комфортно. и о том, что я так сильно-сильно по нему скучала, оказывается. но сегодня последний день, когда мы видимся перед его отлетом. поэтому мы обнимаемся на прощание долго-долго. у него теплая худая спина. и я не плачу, но думаю, что он такой удивительный. и что я его, оказывается, очень сильно люблю
это саша целует меня в лоб, чтобы проверить температуру.
а это саша покупает мне теплый ужин, снуп и заботливо расправляет постель, чтобы я приехала с работы и сразу больная легла спать. иногда я думаю о том, что не заслужила такую заботу, потому что ужасно вела себя. а я правда была тем еще мудаком. потом я думаю — она заботится обо мне, потому что любит меня? или потому что любит быть хорошей. в вопросе саши это всё темный лес.
это ты мне снишься, и я внезапно просыпаюсь в холодном поту и слезах. за окном идет настолько сильный ливень, что срывает ветки с деревьев. сашина нога запуталась в моих. у нее холодные-холодные ступни.
это я стою в 9 утра в моей прихожей. в носках. и мы с моей сестрой обнимаемся на прощание. и я так это ненавижу. ненавижу, что у нас больше нет всего времени мира. что опять приходится прощаться урывками. и что опять приходится прощаться. и что опять вокруг будут все эти другие люди, а ее не будет. я плачу моментально, как только дверь за ней закрывается. и потом еду на работу и плачу в электричке. почему-то с годами каждое расставание ощущается атомным взрывом.
это я делаю кошке укол в мышцу. капаю ей в глаза. колю инсулин.
это я курю ночью на станции и жду электричку. и думаю о том, что мне надо срочно поступить в строгановку. и о том, что рисовать снова после такого долго перерыва — страшно. но, кажется, хочется.
это мы с сашей обедаем в пабе. на улице настолько жарко, что кожа начинает плавиться. мы пьем пиво в два часа дня. напротив сидит наш управляющий с работы. он не пьет, а просто ест куриный суп. я наоборот — только пью пиво, о горячей еде даже думать не могу. мы обсуждаем что-то очень взрослое. и я вдруг понимаю, что способна на это — говорить на серьёзные темы за обедом. напротив нас сидит моя кукла-зайчик.
это я лежу ночью 30 числа и не могу уснуть. я думаю о том, что засыпать одной очень странно. каждый день этого месяца мы с сашей засыпали вместе, поэтому сейчас ее отсутствие в постели ощущается чужеродно. некомфортное личное пространство. я снова сплю плохо. и ты преследуешь меня добрым кошмаром. но даже добро может мучительно преследовать. хотя ты никакое не добро, ты придурок. я скучаю по тебе, но очень хочу, чтобы эта тоска меня оставила.
это мой день рождения завтра. и я болею, но работаю бесконечно просто. злюсь и раздражаюсь. но иногда останавливаюсь и думаю о том, что счастья больше чем этой душной пустоты. случайно осознаю, что мои близкие люди существуют. что кто-то меня почему-то любит. что я сама очень много кого люблю. я так много с кем расставалась за этот год и так много страдала от этого. но, наверное, если ты постоянно по кому-то скучаешь, то это означает, что ты просто любишь кого-то. и, чаще всего, они любят тебя в ответ и тоже страдают в разлуке. и если жизнь — череда расставаний, то она одновременно и череда долгожданных встреч. и это, наверное, удивительно.

моя начальница говорит, что красочные сны снятся, если в организме не хватает кальция. я с отвращением жую белую таблетку на ночь, но все равно вскакиваю от кошмаров. господи, представляешь, снился твой жуткий отец. потом снилась бумажная дискотека. потом снилось, что мы на космическом корабле ждём запуск ракеты. снилось, что мы с тобой куда-то едем на поезде. единственный вопрос: сколько еще лет должно пройти, чтобы ты перестал меня преследовать? ладно, шучу. преследуй. я по тебе скучаю всегда, поэтому рада увидеться. даже на космическом корабле за секунду до нашей смерти. приятно еще иметь что-то «наше». даже смерть. даже во сне. кончено, глупо было думать, что таблетки кальция смогут избавить меня от твоего призрака. от твоего упертого призрака.

еще снился эрвин. внезапно и, такое ощущение, что впервые. с тех пор как моя гиперфиксация прошла — я неуловимо по нему скучаю. эрвин, как квинтэссенция всех мужчин, которые мне нравились, слишком сильно похож на папу. на какую-то из его версий. мне бы так хотелось проникнуть в папину голову, если честно. мне всегда было так интересно — любит ли он меня по-настоящему или ему это чувство вообще недоступно. я знаю, что если бы он умел любить, то больше всего на свете любил бы меня. я знаю это кристально четко. но я не уверена, что папе такое доступно. думаю, леви бы понял о чем я говорю.

моя начальница покрывает деревянный стол маслом для столешниц. оно воняет скипидаром. и меня от этого запаха ужасно тошнит, но я все равно сижу рядом. мне нравится быть где-то рядом с ней. мы говорим о наших строителях. юля говорит, что меня они очень любят. и постоянно про меня говорят, если я не приезжаю на работу. называют меня только «вероничка». до этого меня так называла только мама. и мне становится немного неловко от того, что я сегодня утром выебывалась, что они открутили от стены нахуй все розетки, и мне пришлось раскапывать удлинитель, чтобы погреть грим. на самом деле, я тоже испытываю самые теплые чувства к ним ко всем. и очень грущу от того, что скоро придется расставаться. но в моей жизни уже было столько расставаний…

мой фоновый тлен убил всю тревожность. иногда я считаю ступени, ошибаюсь и думаю — похуй. похуй. похуй. будет плохой день значит. и его тоже переживу. и все вообще переживу. всех и все. хотя я редко ошибаюсь в счете, если честно. я теперь вообще не волнуюсь никогда. ужасно горячо злюсь, если саша на меня забивает, но потом ловлю себя на том, что мне и это уже практически безразлично. я и это переживу.

наша стажерка сегодня провела свой первый операторский день. для меня, в свое время, это был ужасный омерзительный тлен и стресс. поэтому ей повезло, что я в таком настроении. я. я. я стою в гриме на кровати. свет не тот, звук тоже не тот, двери не открыты. кринж. похуй. всем похуй, а мне больше всех. знаю, что такое бывает, если надо быстро принимать решения за пультом, который ты еще не до конца вызубрил. и я ее не виню вообще. мне плевать, честно. я щелкаю зубами, ору на подростков — громко и мерзко. издевательски считаю до пяти. и ощущаю эту прекрасную сладкую власть, когда смотрю на чужие перекошенные от ужаса лица. терапия. не самое подходящее слово, но это первое, что приходит в голову. кто-то орет и врезается в стол. я на этот стол тут же заползаю, чуть не получаю по голове. и безразлично думаю о том, что тут, на локации, которую я создала своими руками, ничего не может пойти против моей воли. не может случится ничего ужасного. это та супер сила, которую тебе дает безразличие. тебе просто плевать, если что-то идет не по плану.

я стою на деревянном каркасе, удерживая его ногами. кажется, моего веса не совсем хватает, поэтому строитель саша вынужден бить по каркасу молотком, чтобы он лучше прилегал к стене. он вкручивает саморезы в бетонный пол, просверливая дырки в балке прямо между моими ботинками. на полу стоит уровень, который расчерчивает комнату зелеными линиями. как в «миссия невыполнима». строители говорят, что у уровня есть «глаза». я думаю, что много у чего есть глаза. и холмов, например. у меня тоже они есть, поэтому мне очень интересно что же там такое происходит около моих ступней, но саша просит меня не смотреть вниз. такие вещи обычно говорят врачи, когда делают укол, чтобы ребенок не боялся так сильно. и я, почувствовав себя оскорбленной, упрямо смотрю на его худую человеческую спину. доверять незнакомцам, которые могут просверлить тебе ногу — вещь, которая мне свойственна. он просит еще раз: «не смотри вниз, пожалуйста, пыль в глаза попадет». и у смеюсь. ахах, слава богу. пыль попадет в глаза. после этого я покорно поднимаю голову вверх, но огромное пыльное облако все равно окутывает меня, его и весь ресепшн.
дни на работе… тянутся. мы с ирой сидим на локации и тоже тянемся. я вытягиваюсь в позе ребенка и трогаю лбом резиновый пол. он пахнет растворителем цемента. за время стройки этот запах стал родным, он меня успокаивает. я растягиваюсь просто так, за компанию. актерские игры мне не светят на этой неделе, потому что в прошлые выходные я растянула плечо и сорвала голос. это определенно самая худшая вещь, которая со мной случалась тут. ну, если не считать моего позорного падения с двухэтажной детской кровати. не сказать, что я сильно расстроена. в этом месяце мне больше нравится сидеть за пультом и управлять звуком, светом и магнитами. чувствуешь себя будто в космическом корабле.
середина дня. мы с девочками с соседнего квеста сидим у них на локации. я выстраиваю межличностные отношения. намеренно. не сказать, что я в восторге от девочек. но я сижу на каких-то деревянных брусках. вокруг хаос стройки. в клетке стоит страшное чучело хорька. строитель саша тоже тут, он собирает какой-то пульт с огромным количеством проводков и огоньков. мы болтаем о фигне, рассказываем смешные истории с игр. я иногда благодарна всем придуркам, которые к нам приходят. они — мой способ заполнить неловкую пустоту. потом я рассказываю строителям причину нашего переезда — рассказываю как наш электрик умер от тока. это все как будто было в другой жизни. в той счастливой жизни, где мы с моей сашей потом уехали в бар, держались за ручки, имели много общего и легли спать у нее в квартире ужасно пьяные.
чувство пустоты и чувство умиротворения очень похожи. для меня они почти неотличимы внутри. и я опять застреваю где-то между. как мальчик-пятно из детской страшилки. но меня это тоже не очень пугает. быть монстром из под кровати буквально моя профессия.
мы все еще у деревянного каркаса. я сижу на корточках, внимательно смотрю как строитель саша убирает бетонную пыль пылесосом. в балке четыре ровненьких дырочки с дюпелями внутри. саша пылесосит пыль, потом заботливо пылесосит мои джинсы (пачкая их еще больше, на самом деле). деревянный каркас перегородки — стоит. мы даем друг другу пять. и я думаю о том, что когда стройка закончится, когда строители съедут от нас, когда мы начнем вести игры вместе с соседним квестом, когда тут по выходным будет ад на земле и миллион людей… я буду смотреть на эту перегородку и вспоминать, что иногда нужно просто не смотреть вниз, чтобы пыль в глаза не попала.

первое мая. восемь утра. еду в пустой электричке на работу. у девушки, которая сидит на несколько рядов дальше, такие же духи как у саши. меня физически тошнит от этого запаха. мутит.
в моей жизни никогда не было баланса. наверное, потому что, когда я влюбляюсь во что-то — другие вещи меня перестают радовать и интересовать. но влюбленность всегда проходит, а после нее остается только пустота жизни, которую я когда-то оставила ради чего-то.
когда мы строили квест, я была настолько счастлива, что сразу после выпуска могу прикоснуться к чему-то настолько крутому и значимому. но теперь мы открылись. и я еду в электричке в 8 утра. и, оглядывая вагон, забываю как я тут оказалась. мне бы хотелось застрять в стройке. застрять в зиме. может быть тебе тоже хотелось где-то застрять?
физические симптомы депрессии — это бессонница, отсутствие аппетита, тошнота, иногда понижение температуры тела, дереализация. они все у меня в полном наборе. типо такое состояние, когда ничего уже не приносит эмоции. и ты ложишься спать, а реал мадрид играет в 1/4 лиги чемпионов. я, на самом деле, не чувствую грусть. и я бы не сказала, что ощущения сейчас похожи на ощущения тогда. тогда, тогдааааа, тогда, много лет назад, когда я лежала три месяца на кровати и смотрела шоу про толстяков. иногда я чувствуют такую сильную злость и усталость, что неконтролируемо плачу. недолго. мне это несвойственно. и со временем я поняла, что меня больше не интересуют книги, фильмы, магическая битва, музыка, всякие подкасты. мне не хочется валяться с кошками, не хочется делать маски, готовить еду, пить хороший кофе, выходить погулять. и с друзьями мне тоже скучно, я не хочу их видеть. еще совсем недавно мне так хотелось сашу себе, а теперь я не чувствую абсолютно ничего кроме разочарования. я не хочу с ней говорить вообще. хочу, чтобы она меня не трогала.
последнее крутое воспоминание: мы с машей стоим на мосту в центре и смотрим на огромную пробку. на ебать какую огромную пробку. долго-долго стоим.
при этом, я не могу сказать, что это депрессия. потому что силы на клоунаду у меня еще остались. остались силы приезжать на работу и перекрашивать куски стен под громкую музыку. остались силы просыпаться, мыть голову, делать полный макияж, ходить на маникюр, красить волосы, завтракать чем-то, поливать цветы, много работать. мне все это не сложно. не сложно вести игры и учить стажеров. несложно. не сложно.
немного больше застреваю в пространстве и времени. немного больше мне нужного времени на лестницах. и немного больше времени, чтобы выйти из дома. чтобы все сосчитать, в основном. это мой созерцательный период. поиск симметрии в мире, поклонение закономерностям, нумерология. теперь, если я читаю какую-то вывеску, меня больше интересует размер букв. количество букв. а не смысл слов. в словах вообще смысла никакого нет, на самом деле. я не чувствую больше смысла в словах. иногда хочется повторять и повторять, чтобы количество переросло в качество. сложно объяснить.

мне всегда снятся сны. даже если я ложусь на 10 минут между играми. недавно обсуждали это с моей начальницей и нашей стажеркой, которая повернута на самоанализе и психотерапии. она сказала, что мое подсознание таким образом пытается мне что-то сказать. если это правда так, но есть вопросы. к моему подсознанию.
сон такой: я в гриме гоняюсь по локации за семьей, которая собирается прямо сейчас травить тараканов на квесте. а травить нельзя — игра через пол часа. будет вонять.
и еще такой сон: я ищу убийцу человека в поле подсолнухов
и вот такой: мы с мамой готовим торт, но на кухне и вместо соли и сахара — саморезы и гвозди.
и вот такой: я вырываю себе все ногти пилочкой для ногтей. очень больно.
и еще: я фотографируюсь на обложку журнала с собакой. собака типо такса. белая. она меня облизывает.
и следующий сон: мы с тобой рисуем граффити на бетонной стене. и едет электричка с кучей людей. ветер от электрички поднимает мне юбку. и мне очень жарко в этом льняном черном сарафане, который я носила, когда ты еще был жив. давно. а ты очень-очень счастливый. даже улыбаешься. и я точно знаю, что это ты, потому что у тебя (как у тома круза) зуб посередине верхнего зубного ряда. я курю сигарету и жую какую-то сладкую жевачку. и так явственно чувствую этот вкус. и так явственно ощущаю тебя живым, теплым, материальным. я тебя трогаю за руки. а потом просыпаюсь в метро, судорожно трогаю себя. я в пальто, в осенних ботинках. сейчас сраные 9 утра, а впереди целый день. и иногда я так сильно ненавижу свое подсознание, которое посылает твой образ ко мне по утрам. потому что потом я весь день обречена быть тут, а не рисовать с тобой баллончиком на стене. и так хочется вернуться туда, но нет никакого сарафана черного уже давно. в вагоне жарко, у меня болит голова от давления и горло першит. в наушниках играет что-то на корейском, реп. тебя бы стошнило от этой музыки. я смотрю на свое отражение в стекле вагона. и очень хорошо выгляжу. только так плакать хочется. но потом отпускает.

я гаденько улыбаюсь, складывая локти на стойку ресепшена и говорю:
— боитесь?
у строителя саши огромные голубые глаза, борода, нереально крутые зеленые очки (чтобы пилить всякие железки без вреда для глаз) и куча мелких цветных татуировок. он отвечает, что боится, когда я зову его поиграть на квест. но не отказывается. конечно, он боится. строитель саша слышал все жуткие звуки, которые доносятся с нашей локации во время игр и репетиций. и, возможно, строитель саша слышал каким загробным голосом я учу стажеров. мне очень нравятся парни, которые могут спокойно признаться, что им страшно.

со строителем сашей мы познакомились пару месяцев назад, когда вместо нашей локи стояла просто деревянная коробка. мы с ирой ходили смотреть на новый лаз, который соседи стоили. он был готов, но не облицован. и сашу нам представили как нереально крутого электрика, который всех спасет. он торчал из этого самого лаза в какой-то жуткой позе из йоги. моя начальна заставила меня туда залезть. и, черт возьми, это было самый безопасный и надежный лаз в моей жизни. а у саши были носки с утками. и я думала, что так странно, что у такого худого человека есть столько силы.

короче, строитель саша — мой любимый из всех местных строителей. не потому что он вежливый и всегда заходит к нам в админскую, чтобы попрощаться. и не потому что он всегда приносит нам с девочками конфетки после обеда. и, наверное, не потому что он иногда шутливо называет меня «вероничка». и, возможно, не потому что он пишет мне на деревянных досках, которые я должна покрасить, шутки карандашом. просто мне очень нравятся люди, которые могут из деревянных плит и саморезов построить огромный лаз для страшного квеста. на самом деле, я испытываю какое-то умиротворение, когда его вижу. и мне даже жаль, что скоро соседи построятся, а парни-строители исчезнут из нашей жизни. но, наверное, к этому круговороту людей я когда-нибудь привыкну. зато потом я буду ходить по нашему огромному ресепшену и знать, что на обороте некоторых наличников лично для меня написано слово «жопа»